Статьи

Home › News

«Когда проезжаешь толпу зрителей, запах там стоит, как в рюмочной». Велоспорт, каким вы его не знали

23.08.2018

Грунтовые дороги, дождь, три градуса выше нуля, дистанция 184 километра. Российский велогонщик – о самых тяжелых и зрелищных гонках календаря.

3 марта в Италии прошла велогонка Strade Bianche, название которой можно перевести как «Белые дороги». Обычно первая суббота марта в этом регионе довольно теплая, но нынешняя зима в Европе затянулась. В результате гонщики стартовали при температуре «+3» градуса, под дождем. При этом особенностью Strade Bianche является как раз то, что из 184 километров дистанции более 60 приходятся на грунтовые дороги, цвет которых определяется содержащейся в почве белой глиной. Осадки превратили трассу в царство грязи и форс-мажора. Из 143 стартовавших до финиша доехали только 73, причем последние 20 отстали настолько, что их результат был аннулирован. 

В гонке участвовали два россиянина, выступающие за «Катюшу», — Максим Бельков и Вячеслав Кузнецов. Чтобы понять, через какие испытания им пришлось пройти, посмотрите это видео.

Смотреть на YouTube

Мы встретились с Вячеславом Кузнецовым на Тенерифе, где он проводит тренировочный сбор. Поговорили о том, что же это такое – ехать по глине под дождем в околонулевую температуру.

— Были в карьере похожие гонки?

— Нет, таких не было. Гонялись по холоду, даже в минусовую температуру, кстати, недавно, но там было сухо. Ехали под дождем в прохладную погоду, но без глины, по асфальту или булыжнику. А чтобы вот так сошлось все вместе – и холод, и дождь, и грунтовая дорога, — такого не было ни разу.

— Когда поняли, что вас ждет на трассе?

— Еще за неделю. Сначала там шел снег, и дороги вообще были непроезжими, затем пошел дождь, и все синоптики в один голос говорили: резкого потепления, солнца, которое просушит грунтовку, ждать не стоит. К слову, это помогло настроиться, потому что знали, чего ждать. Если бы всю неделю светило солнце и потом вдруг резко испортилась погода, было бы сложнее собраться.

https://www.instagram.com/p/BfvpJupHLwk/

— Гонка идет пять часов, как быстро после старта вы промокли?

— Через пять минут. От такого количества воды не защитит ничто, даже самая современная экипировка. Она помогает не замерзнуть, отводит влагу, но тут условия были экстремальными. Оставалось одно – работать, работать, работать и согреваться за счет этого. Хорошо, что хоть на старте нас не заморозили и первые пять «нейтральных» километров разрешили проехать побыстрее – мы сразу начали гонку в высоком темпе и согрелись.

— Как едется в такой холод?

— Лично мне – нормально. Как сказал один человек: «Когда холодно и сыро, радуйся: из двухсот гонщиков сто – уже не соперники». Поэтому был рад таким условиям, тем более что чувствовал себя в них отлично.

— Даже когда на грунтовку заехали?

— Когда на грунтовку заехали, через триста метров случился завал. В середине группы один гонец лег, другие рядом, я успел оттормизиться и медленно проскочил между упавшими. А рядом кто-то хватал велосипеды и бегом по обочине огибал лежащих людей. В результате группа разделилась на тех, кто ехал дальше, и тех, кто их догонял. Собрались, поработали, настигли. Чувствовал себя, повторяю, отлично. Даже на грунтовке. Смотрю – кого-то ведет по этим хлябям, а я в порядке. Но тут пришлось спускаться к техничке, то есть сбросить скорость и ждать командную машину, которая идет позади гонщиков. Как назло, в этот момент началась основная раздача, группу снова порвали, лидеры уехали окончательно. Я остался в хвосте, а оттуда догнать уже не было никакой возможности, потому что впереди – группа, а ты один. Как говорят в велоспорте, тут моя гонка и закончилась.

https://www.instagram.com/p/Bf3o5WolQSr/

— Обидно проиграть из-за того что не угадали момент, когда, по сути, просто не фартануло?

— Велоспорт – экстремальный вид. Ты можешь упасть сам, можешь пострадать из-за падения другого гонщика, можешь травмироваться на полгода. Представьте: готовишься с зимы, выходишь на пик формы - и бах, под тебя ложится на спуске какой-нибудь неопытный гонец, все насмарку. В 2016 году Ильнур Закарин готовился к «Джиро д’Италия» так, как никто, наверное. Выжал себя не то что на сто, а на сто двадцать процентов. Но на девятнадцатом этапе, будучи пятым в генеральной классификации, на спуске с Колле д’Аньелло упал, сломал ключицу, выбыл из гонки. Наши тогда собрались, настроились на следующий год. Первым помощником Закарина в 2017-м должен был быть Павел Кочетков . Перед ним поставили задачу помогать Ильнуру в горах, защищать его, закрывать атаки соперников. Таких людей в велоспорте называют «лейтенантами при капитанах». Паша провел подготовку к той «Джиро», будто сам собрался ее выиграть. А в результате – падение на четвертом этапе, перелом и сход. Он гонщик, который может терпеть все: боль, усталость, холод, жару. И плакал от обиды. Мы его поддержали, конечно, но кость-то не срастить. Велоспорт соткан из таких моментов. Какие-то ходы противников, например, можно предугадать, тактически прочитав гонку, — а какие-то нет. Главный тренер нашей сборной Дмитрий Конышев, кстати, хорошо читает гонки.

https://www.instagram.com/p/BF7NXHDyrIb/

— Пример можете привести?

— В прошлом году ехали чемпионат мира, он сказал, что голландская сборная будет атаковать за 80 километров до финиша. Поэтому мы должны были отъезжать раньше, за 100 км, чтобы иметь тактическое преимущество. И точно – голландцы атаковали за 80 километров. Тут уже даже не знаешь, что думать, действительно у него нюх или подслушал где-то?

— Как жить и гоняться, если постоянно что-то может произойти?

— Приведу пример. Едем в прошлом году «Тур Омана», я падаю на первом этапе, глупо и обидно, не по своей вине. Врезаюсь в асфальт правым плечом, встаю и понимаю, что рука не двигается. Сажусь на велосипед, доезжаю этап. Меня везут в клинику, а там ничего не находят, кости целы. Принимаю решение продолжать, при том что руку поднять не могу. В результате проезжаю всю гонку до конца, хотя рука, как плеть, я ее просто клал на руль и ехал так оставшиеся пять этапов. Только пальцы, слава богу, шевелились, это позволяло тормозить и переключать передачи. Но о том, чтобы опереться на руль, ускориться, встав из седла, не шло даже речи.

— Что с рукой-то было?

— В Омане ничего не нашли, когда же прилетел в Европу, остеопат команды прогнал меня по врачам. Итог – растяжение плечевого нерва. Сказали, лечится только покоем, пришлось перекраивать календарь, потому что на запланированных северных классиках я в таком состоянии был не боец.

— Северные классики – жесткие гонки. Любить их – какое-то неочевидное удовольствие. Откуда это в вас?

— Считать меня чистым специалистом по северным классикам, наверное, нельзя. Я достаточно универсальный гонщик, если дело не касается длинных гор. Горы – не мое. А насчет того, что жесткие – тут даже сложно рассказать, насколько жесткие. В Бельгии, Нидерландах, северной Франции эти старты носят характер культовых. К ним готовятся все - и гонщики, и зрители. Перед ключевыми участками, которые часто проходят по «булыге», как называют брусчатку, творится форменное безумие, фактически драка за место в первой десятке.

— Почему это важно?

— Потому что на «булыге» часто падают, и  чем меньше людей перед тобой едет, тем меньше шансов угодить в завал. Каждая команда хочет, чтобы в первой десятке был их человек. Это позволит в случае завала оказаться в отрыве и, как знать, выиграть. Вызывает директор команды какого-нибудь гонщика с маленьким контрактом или вообще без контракта и говорит: «Хочешь условия лучше? Вот в этой точке гонки ты должен быть в десятке, такая твоя задача». Гонец костьми ляжет, но будет там. Рискуют страшно, выпрыгивают на тротуары, перелетают клумбы, лезут в любую щель. Международный союз велосипедистов уже неоднократно делал замечания, но  бесполезно. Если один нарушил, его можно дисквалифицировать или оштрафовать, но когда следом еще пятьдесят человек — что, всех дисквалифицировать?

— А зрители?

— Говорю же, в этом регионе Европы такие гонки – культовые, болельщики приходят толпами, особенно на ключевые участки, важные подъемы или сильно разбитую «булыгу». Понятно, в ожидании гонки они как-то проводят время. Влетаешь ты в коридор зрителей, а запах, как в рюмочной. Едешь и думаешь – не надышаться бы и не окосеть самому. Если крутой подъем, в него все едут относительно медленно, зрители могут просто в ухо тебе орать. А ты прикидываешь: «Так, этот пивка накатил, тот вискарика, а тот курнул чего-то, судя по выхлопу». Но поддержка там безумная, конечно.

https://www.instagram.com/p/BgLuxb0h0qo/

— В России готовят специалистов таких гонок?

— А как? Это другой мир со своими законами. Как ехать в холод, по брусчатке, сколько атмосфер накачивать в колеса — такому можно научиться только на месте. Поэтому короли в этих гонках в основном хозяева – бельгийцы, голландцы. Они на этих дорогах выросли, знают каждый дом, каждый поворот, просчитывают порывы ветра. Когда я начал ездить эти гонки, повесил на стену карту дорог Бельгии и постоянно на нее смотрел, запоминал. А местные там с 12 лет гоняются, они с закрытыми глазами могут некоторые участки проходить. В России сейчас нет тренеров, знающих, как готовить из молодежи специалистов подобных гонок. Те, кто с нами работает, знают. Но у них достаточно взрослых гонщиков, которых тоже нужно учить.

— С учетом культового статуса этих гонок в Европе, что выберете – победу на «Париж-Рубэ», самой главной северной классике, или золото Олимпиады?

— Золото Олимпиады.

— Чемпионат мира среди профи, который русские не выигрывали ни разу, или золото Олимпиады?

— Чемпионат мира. Но если ты готов ехать чемпионат мира на победу, то и на Олимпиаде будешь в числе претендентов, это один уровень гонщиков.

— Сколько русских гонщиков осталось в велоконюшнях высшего дивизиона?

— Шесть. Закарин , Бельков, Кочетков , я в «Катюше», Павел Сиваков в Team Sky,  Сергей Чернецкий в «Астане».

— Почему так мало?

— Таких гонцов, как Закарин, в принципе немного в мире. Гонщики же среднего уровня есть в каждой стране. Соответственно, сидит менеджер, например, бельгийской команды и думает: «Зачем мне брать этого русского, когда под боком есть такой же бельгиец? Я его знаю, видел, как рос, за ним нет никаких Родченковых и прочего, о чем много пишут в последнее время». А наши, оставшись без контрактов, то есть без работы, заканчивают карьеру. Это моему поколению повезло, нас подхватил Игорь Макаров, создавший сразу несколько команд. Мы росли, к примеру, в том же фарм-клубе «Катюши», затем кто-то переходил в высшую лигу, как я в 2012 году, кто-то оставался на прежнем уровне, отсеивался, его сменяли другие. Наше поколение – последний продукт той системы.

Фото: globallookpress.com