|
|
|
|
|
|
|
|
30.10.2017
Речь не о том, что этой поражающей воображение женщине много лет, речь о том, что эти годы вместили в себя. Точнее: что вместилось в нас благодаря ей. Если б не эрудиция Антоновой, безупречный вкус, азарт, высокая приверженность искусству и точное (соответствующее моменту) поведение, многие остались бы в состоянии погремушек, где незаполненное высоким искусством пространство забивается бытовым шумом или политическим треском.
— Это кого вы там выставили? — угрожающе прижав к стене миниатюрную Антонову, спрашивала министр культуры Фурцева.
— Тышлера.
— Тышлера?
И чем бы закончился этот разговор, неизвестно, если бы не подошел маститый художник Борис Иогансон.
— Что воюешь, Катюша? — спросил он, приобняв за плечи Екатерину Алексеевну.
— Вот Антонова выставку Тышлера устроила…
— Хороший художник.
— Да? А что ж мне сказали — плохой?
Не знал министр культуры — ладно. Ему в наших лесах так положено. И мы не знали многого. А она объясняла, открывала, знакомила. Мир велик и многообразен. Он не кончается на границе с нашей страной, он там продолжается. А порой и начинается. Помню выставку Пикассо, первую, которую помог привезти в Союз Илья Эренбург. Мы этого Пабло только по бледным репродукциям чешских и польских народно-демократических альбомов и знали. А тут в натуральном виде. Прямо оттуда. Откроется, не откроется, гадали до последнего. Ждали начальника. С опозданием, но открыли. Наверное, потому что Пикассо нарисовал замечательного голубя мира, а тогда борьба против войны была любимой идеологической фишкой партии. Вроде свой.
А потом — лавина радости. «Москва — Париж», «Москва — Берлин», десятки шедевров из самых крупных музеев мира, которые мы увидели, не выезжая за пределы Бульварного кольца. И всякий раз не толпа, а чудесный зритель.