|
|
|
|
|
|
|
|
28.08.2018
Ален Платель. Фото – Андрей Чунтомов
Зрители Дягилевского фестиваля уже не в первый раз получают возможность увидеть работы Алена Плателя, представителя «золотой бельгийской волны» нового театра.
В 2014 году культовый хореограф показал в Перми свой спектакль C(h)oeurs, а в этом сезоне по приглашению художественного руководителя фестиваля привез свою новую постановку Nicht Schlafen (в переводе с нем. – «Не спать»).
Nicht Schlafen- сложносочиненный спектакль, образец синтетического искусства, выполненный в узнаваемой творческой манере Плателя. В течение почти двух часов восемь мужчин и одна женщина танцуют под музыку Малера, поют, разыгрывают драматическое действие, наконец, просто дерутся и рвут друг на друге одежду вокруг внушительной инсталляции из трупов мертвых лошадей.
Автор с удовольствием общается с прессой и публикой и делится секретами создания своей постановки.
Ее история начинается с просьбы знаменитого бельгийского режиссера Жерара Мортье к Алену Плателю создать спектакль на музыку Малера. Названием спектакль обязан забавной ошибке Плателя: он прочитал указание композитора музыкантам «Nicht schleppen» («не тянуть», «не медлить») как «Nicht schlafen» («не спать») и решил, что нашел идеальное название своей работе.
Роман немецкого историка и публициста Филиппа Блома «Падающий континент. Европа 1900-1914» вдохновил хореографа рассмотреть в спектакле проблемы современного общества, проследив их связь с общественными изменениями, случившимися 100 лет назад, в эпоху создания музыки Малера.
Пермская публика восприняла спектакль неоднозначно, но самого хореографа не пугает сложность реакции аудитории, а искренность ее выражения ему очень импонирует.
О взаимоотношениях с критикой и зрителями, об истоках своего творческого вдохновения и о том, как создавался спектакль Nicht Schlafen Ален Платель согласился поговорить с корреспондентом ClassicalMusicNews.ru накануне первого показа своего нашумевшего спектакля на Дягилевском фестивале в Перми.
Ален Платель. Фото – Андрей Чунтомов
– Я слышала, что вы по образованию ортопедагог, работали в больнице с детьми с ограниченными возможностями, и у вас даже почетная докторская степень в университете в Генте. Что вас привело к этому призванию ?
– Решение изучать психологию и педагогику пришло ко мне в 17 лет, когда я был студентом по обмену в Америке в течение одного года. Я родился в очень респектабельной буржуазной семье, в которой царили теплые отношения, и в Америке столкнулся со многими вещами, до этого мне незнакомыми: страданием, бедностью…
Там я работал с детьми с ограниченными возможностями, и этот опыт спровоцировал меня принять решение изучать ортопедагогику – комбинацию психологии и педагогики с фокусом на проблемах детей с ограниченными возможностями.
– Говорят, что вместо 120 научных публикаций у вас 120 хореографических публикаций и вас называют хореографическим педагогом. Вы действительно чувствуете себя педагогом в хореографии ?
– Я никого не обучаю. Совсем. Я стал театральным режиссером совершенно случайно, непреднамеренно. Я работал ортопедагогом, у меня была профессия, а на досуге мы с друзьями устраивали небольшие перформансы для собственного удовольствия – мы очень интересовались театром и танцем, были достаточно успешны и интересны публике.
В определенный момент я столкнулся с выбором: посвятить все время работе в театре или остаться в своей профессии. Я воспользовался шансом и начал работать в театре, и спустя 30 лет я все еще занимаюсь этим делом.
– Как именно работа в больнице с детьми с ограниченными возможностями привела вас к изменению представления о пластике человеческого тела? Каким-то образом вы использовали свои наблюдения в творчестве ?
– С самого начала никак не использовал. Конечно, со стороны людей из театра был большой интерес: почему кто-то работал с детьми с ограниченными возможностями, а потом внезапно стал театральным режиссером? Мне хотелось четко разделить эти два мира, я не видел никакой взаимосвязи. Да и не хотел я ставить таких экспериментов.
Но спустя много лет я понял, что опыт работы с детьми был очень важен. Момент, в который я посмел, дал себе разрешение использовать свои знания вполне буквально, наступил только 10 лет назад.
Тогда я пригласил профессиональных танцовщиков поработать и провести немного времени среди детей с ограниченными возможностями. Они увидели определенные элементы и движения, вдохновившие их создать особый язык тела для выражения чувств, которые трудно передать словами.
Танцовщики никогда не пытались подражать или копировать движения детей, с которыми я работал. Дети нас лишь вдохновили своим поведением, своим образом жизни на создание танцевального языка, который теперь люди ассоциируют с моими работами.
– Для чего вы изучали жестовый язык? В прессе пишут, что вы покидали театр на 3 года для этого. Как этот язык помог вам в работе, и что вернуло вас затем в театр?
– Да, в моей театральной карьере были моменты, когда мне хотелось сделать перерыв, дистанцироваться от моей работы: порой я чувствую, что мне очень тяжело. В один из таких перерывов я изучал язык жестов. У меня не было намерения как-то использовать его в работе. Но, разумеется, со временем я понял, какой это фантастический язык. Я пригласил несколько глухих актеров присоединиться к нашей театральной компании и поработать вместе над некоторыми проектами.
Наблюдать за тем, как глухие люди работают с танцовщиками, очень интересно. Глухим людям непривычно, что за движениями не скрываются какие-то закрепленные значения, что движения могут означать абстрактные вещи. Ведь для них каждое движение наполнено смыслом. Это язык, в котором каждый жест означает слово или мысль, но не чувство. Не в первую очередь чувство.
Мы сделали совместный проект на музыку Моцарта, и после его завершения один из актеров продолжает работать со мной по сей день. Я постоянно приглашаю его, он объясняет и помогает нам с языком глухих. Это такой красивый язык! Поначалу я думал, что он очень схематичный, но оказалось – очень сложный и красивый. Вы говорите всем своим телом, не только делаете знаки руками.
Знаете, чем еще меня изумили глухие актеры? Они сказали, что очень быстро могут распознать, когда кто-то притворяется или лжёт. То, что слышащие люди видят далеко не сразу, они способны разглядеть очень-очень быстро.
– Ваши работы отличает мультикультурность. Вы хотите показать красоту каждой культуры или для вас важно их слияние, взаимопроникновение, и вы считаете, что будущее за их синтезом ?
– С самого начала моей работы я искал и набирал в компанию людей, которые были бы очень непохожи друг на друга. Я имел самонадеянность ставить спектакли, в которых что-то говорил об этом мире. А для этого нужно показать на сцене, что люди очень разные.
Ален Платель, Nicht Schlafen. Фото – Антон Завьялов
В Европу, в частности, в Бельгию, стекается множество людей со всего мира, в том числе и танцовщиков. Поэтому собрать очень смешанный состав было довольно просто при желании, а у меня это желание было с самого начала. Сейчас, спустя много лет, я осознаю, что в Европе это серьезная и трудная задача: работать с людьми разного цвета кожи, разной культуры, разных профессий.
В Бельгии уже не осталось города, который не был бы мультикультурным. Там теперь живут не только фламандцы, но около 150 разных национальностей. И те идеи, которые волновали меня в начале карьеры, в наши дни превращаются в политические заявления.
Лично для меня это архиважно: я считаю, будущее нашего мира в пересечении этих культур. Я очень-очень-очень-очень убежденный антинационалист. Очень. Я верю, что в слиянии разных культур – будущее, хотя это будет трудное будущее.
– Какова идеология созданной вами компании Les ballet C de la B . Кто ваши артисты, кого вы принимаете в труппу ?
– Наш драматург очень давно написала такое предложение: «Это танец для мира, и мир – для всех». Думаю, она изобрела этот слоган случайно, но он превратился в девиз, который я готов защищать.
Я думаю, идеология нашей компании скрыта в нем. На протяжении всего существования нашей компании мы непрестанно ищем способы поделиться нашими идеями и ноу-хау. Мы не хотим быть компанией, в которой всё сконцентрировано на имени одного хореографа, хотя моё имя ассоциируется с ней, потому что я создал наиболее популярные ее работы.
За время существования нашей компании мы сотрудничали с очень многими людьми. Некоторые из них приходили на короткий срок, ради нескольких проектов, а с другими мы вместе уже 20 лет. Кто-то уходил, чтобы создать свою собственную компанию, кто-то по другим причинам. У каждого была своя история сотрудничества с нами.
– В прессе есть информация, что вы в детстве изучали искусство пантомимы, затем посещали балетную школу. Каково ваше отношение к классической балетной школе?
Ален Платель, Nicht Schlafen. Фото – Антон Завьялов
– Я не изучал искусство пантомимы и балет. Я обучался в творческих мастерских, на мастер-классах, но это всегда было для меня хобби и развлечением, хорошими выходными с друзьями, например. У меня нет профессионального танцевального образования.
Когда я начинал в театре, я был очень вдохновлен работами Пины Бауш. Это было абсолютно новым словом в искусстве тогда. Ее способ работы с танцорами уникален: она просит их не танцевать, а рассказывать их личные истории.
Именно это мы стремились делать с моими друзьями и родственниками в самом начале нашей работы – ведь среди нас не было профессиональных танцовщиков. Мы использовали личные истории и физические возможности, чтобы выразить что-то на сцене.
Позднее к нашей компании захотели присоединиться многие профессиональные танцовщики. Поначалу я был не слишком заинтересован в их участии. Мне казалось, что это принесет много ограничений. Но постепенно я пришел к пониманию, что техника очень важна.
Если артист получает образование от преподавателя, открытого ко многим явлениям в искусстве, то техника помогает ему быть необыкновенно изобретательным в творчестве.
Например, в спектакле Nicht Sсhlafen заняты танцовщики с классическим балетным образованием. Вы с трудом их отличите от непрофессионалов, а если отличите, то заметите, что они используют свои технические навыки иначе и для выражения других идей. Вы не заметите типичных классических балетных движений.
Если хорошо поставить спектакль, разницу в технике профессиональных и непрофессиональных танцовщиков заметить трудно. Ведь важнее всего, как каждый из них индивидуально и физически выражает себя.
В Nicht Sсhlafen, опять же, есть два певца из Конго. Они великолепно двигаются, и нет сомнений, что они танцовщики, хотя у них совсем нет танцевального образования.
– Однажды вы сказали, что ваши спектакли «могут стать для зрителя прогулкой, в которой они встретятся со своими страхами или своими демонами». Вы считаете свои работы каким-то видом психотерапии?
– Действительно, мои работы вызывают большой интерес со стороны психологов и психиатров. Не так давно меня приглашали на встречу психиатров в Париже, где обсуждались мои спектакли. Я всегда говорю, что буду рад, если сделают разбор моих работ. Мне будет любопытно узнать что-то о себе.
У меня нет намерения достичь эффекта психотерапии, но повторюсь, что если вы хотите, то можете видеть мои спектакли как «прогулку по темному лесу, в время которой вы встретитесь со своими демонами, своими фантазиями…» Если захотите…
– Считаете ли вы, что в искусстве есть религиозный аспект? Возможно, это определенная форма религиозного ритуала?
– Да, я думаю Nicht Schlafen абсолютно сделан в этом ключе. И возможно в некоторых случаях театр становится заменой церкви. В Европе религия, особенно католическая ее ветвь, все больше исчезает. Театр порой становится тем местом, которое можно сравнить с церковью: люди собираются для того, чтобы пережить вместе определенный ритуал.
Что касается Nicht Schlafen– это определенно что-то вроде коллективного ритуала, который мы переживаем вместе со зрителями.
Ален Платель, Nicht Schlafen. Фото – Антон Завьялов
– А вы сами считаете себя религиозным человеком?
– В духовном отношении – да, конечно, как и любой человек. Но не в строгом понимании слова. Я был воспитан в католических традициях, но сейчас никак не связан с церковью. Я не практикую строгих религиозных ритуалов.
Меня волнуют вопросы жизни и смерти…
– Что такое для вас искусство? Его функция?
– Искусство – это моя жизнь. Для меня нет альтернативы, все так сплетено, что это больше не профессия и не хобби для меня.
Но в то же время я могу релятивизировать функцию искусства. Я не думаю, что оно способно изменить мир. Абсолютно.
Создавать что-то с группой людей – огромное приключение для меня. Мы создаем временную утопию, в которой стараемся для себя выяснить, как жить рядом с другими людьми, пытаемся создать спектакль «из ничего». И если есть какой-то отклик от публики, если это трогает людей, – все это изумительный опыт.
Я не верю в то, что искусство обладает силой изменять мир. Оно может изменить отдельных людей. Мне доводилось принимать важные решения в моей жизни под влиянием впечатления от произведения искусства. Из отзывов публики я знаю, что некоторые представления оказывают большое впечатление на них, возможно, меняют их образ мыслей.
Примерно десять лет назад мэр небольшого города недалеко от Парижа пришел на наше представление и после этого прислал мне письмо, в котором писал: «Просмотр вашего спектакля помог мне принять важное решение для города, в котором я работаю». Это же грандиозно!
Но такие вещи происходят с отдельными людьми. Я не верю, что искусство способно изменить мир в более широком смысле.
– В ваших спектаклях поднимаются темы, которые позволяют говорить о выражении вашей гражданской позиции или даже политическом высказывании…
– Я думаю, каждый спектакль – это размышление о жизни. Даже мюзиклы. Вы можете смотреть мюзиклы с политической точки зрения, если захотите.
В своих работах мы не боимся затронуть острые темы. Мы не пытаемся намеренно делать политические заявления в спектаклях, но, когда вы видите таких разных людей на сцене, наблюдаете их взаимоотношения, у вас рождается много ассоциаций, касающихся общества, в котором мы живем. Особенно в Nicht Schlafen.
Этот спектакль больше затрагивает близкие к политике темы, чем какой-либо другой. Но любая, даже совершенно абстрактная работа для меня наполнена политическим смыслом.
И если вернуться к вашему вопросу о том, куда движется искусство, какое будущее у него: удивительный фактор искусства заключается в том, что невозможно предугадать пути его развития и неизвестно, стремится ли оно к чистым формам, или абстрактным, или к чему-то еще. Я не знаю…
– Известно, что на вас большое влияние оказало творчество Пины Бауш. Есть ли еще хореографы и режиссеры, которые произвели большое впечатление, возможно, стали авторитетами для вас?
– Это происходит постоянно. Вчера я смотрел спектакль Робера Лепажа – по-моему, я вообще впервые видел его работу. И хотя стиль его творчества совершенно непохож на мой, я получил огромное вдохновение.
Ален Платель. Фото – Андрей Чунтомов
Если же говорить об именах… Все, что происходит на фламандской сцене, молодые фламандские хореографы, все их работы великолепны, просто супер.
Думаю, отчасти мне так кажется, потому что я живу там, и мне очень интересно то, что там происходит. И все работы, которые относят к так называемой «золотой бельгийской волне», например, Анны Терезы де Кеерсмакер, Яна Фабра, Мег Стюарт, – всегда очень интересуют меня, дарят вдохновение.
Это лишь небольшой сегмент искусства, оказавшего на меня влияние.
– Анна Тереза де Кеерсмакер любит повторять: «Никогда не ищите в моих балетах сюжет. Его там нет». В ваших работах есть сюжет?
– Часто люди повторяют: «Нам надо что-то понять в этом спектакле». И если во время просмотра кто-то будет постоянно стараться понять, где та история, за которой нужно следить, или найти сюжетную линию, возможно он будет разочарован.
Безусловно, есть развитие каких-то линий, их можно уловить. Но все это больше чувственный или мыслительный эксперимент…
Если вы спросите меня: «О чем спектакль Nicht Schlafen?», я отвечу, что это спектакль о девяти людях, помещенных в особую среду обитания, в которой мы видим трупы трех лошадей. И, поскольку они находятся долго в этом пространстве вместе, начинает происходить довольно много всего. Такова история. В ней нет начала или конца. Проследить за чьими-то взаимоотношениями, например, мужчины и женщины, не получится, это история не такого рода.
Мне кажется, работы Анны Терезы еще более абстрактны, чем мои в этом смысле, вот что она имела в виду. В моих работах можно проследить короткие истории, например: возможно, между этими персонажами нет взаимопонимания, или этот человек не нравится другому.
В работах же Анны Терезы нет даже подобных историй. В них все о движении, об эмоциональном эффекте, который эти движения способны вызвать у публики, об отношениях, возникающих между музыкой и телами танцовщиков…
– Каковы ваши взаимоотношения с вашей публикой? Какой реакции вы ожидаете от нее, кого стремитесь увлечь, «достичь»?
– Во время работы мне очень важно как можно раньше пригласить в репетиционные студии людей, которые смогут посмотреть, что мы делаем, и дать обратную связь, как определенные образы воздействуют на них. Мы часто конструируем свои работы, основываясь на оценке обычных людей. Для меня очень важно, чтобы мои работы не были герметичные, закрытые, они должны коммуницировать с аудиторией.
Невозможно предугадать реакцию публики после каждого отдельного спектакля в разных театрах. Но я всегда надеюсь, что они будут тронуты или задеты, что они продолжат думать об увиденном, будут обсуждать. Ну хотя бы чуть дольше, чем длится первый бокал вина, который они вместе выпивают. Потому что, к сожалению, так происходит очень часто: люди выходят из театра и мгновенно забывают, что они видели, что сейчас происходило.
Я очень люблю встречаться со зрителями. Если театр организует обсуждение после спектакля, где я могу встретиться с аудиторией, меня всегда это радует.
Я ценю прямоту в общении. Зрители не обязаны подходить и нахваливать меня. Иногда встреча с людьми, которые озадачены твоей работой, вызывает мощные ощущения. Когда мы показывали Nicht Schlafen в Берлине, после спектакля ко мне подошли три женщины и сказали, что он им не понравился и попросили меня объяснить его. Я был глубоко тронут их честностью! Мы долго с большим интересом обсуждали спектакль, и к концу дискуссии они сказали, что он им очень понравился на самом деле. Просто он задел их так глубоко, и порой совершенно неприятным образом, и они решили, что им не понравилось.
Так что, возможно, если тебе не нравится спектакль, дело не в том, что он плох, а в противоречивости и сложности эмоций, которые он заставляет тебя переживать.
Ален Платель, Nicht Schlafen. Фото – Антон Завьялов
– Важен ли вам отклик от критиков? Вы читаете критику на свои работы? Вас часто критикуют?
–
О, да! Отклик всегда важен, и всегда с интересом читаю. Критики могут дать обратную связь, позволяют переосмыслить какие-то элементы работы, убедиться в правильности найденных средств.
Если же критика поверхностна, если критикующий высокомерен, если хочет задеть или обидеть, я стараюсь дистанцироваться. Это происходит, и довольно часто. Сейчас в соцсетях критика может быть агрессивной, настолько, что даже способна напугать. Всегда стараюсь не воспринимать лично. Даже несмотря на то, что порой эта критика именно очень личная.
– Забавная история о том, как появилось название вашего спектакля Nicht Schlafen известна публике: вы неправильно прочитали ремарку Малера, написанную для музыкантов. Однако, почему вы решили сохранить название? Что для вас значит «Не спать»? Коррелирует ли эта фраза с христианским призывом «Бодрствуйте»?
– Безусловно, хотя я не уверен, что это только христианский призыв. Но, разумеется, много общего с этим призывом. Когда мы создавали спектакль в 2016 году, начинался миграционный кризис в Европе, начиналась история восхождения Трампа, начиналось напряжение в отношениях между Россией и Европой, напряженная ситуация в Африке.
Обо всех этих проблемах танцовщики размышляли, обсуждали их. Мы были перед выбором: проигнорировать всю эту информацию или интегрировать ее в спектакль, постараться работать с ней.
Музыка Малера, контекст ее создания сподвигли меня не избегать всей этой информации. Наверняка вы читали, что вначале мне не понравилась музыка Малера, и продолжала не нравиться долгое время…
– А почему вам она не понравилась? Чем именно?
– Мне она показалась слишком сложной, эклектичной. Слишком много информации в ней. Мне не нравились ее звуки. В процессе работы с этой музыкой моё восприятие полностью изменилось.
Ален Платель. Фото – Андрей Чунтомов
Но мне был интересен тот период истории, в котором жил Малер. Какие-то явления того времени можно сравнить с происходящим сейчас. Это было время глобальных и быстрых перемен в обществе.
С этими переменами не все могли справиться, они вызвали большое напряжение в обществе и в результате привели к катастрофе – первой и второй мировой войнам.
Писатель Филипп Блом (немецкий историк и писатель, автор романа Der taumelnde Kontinent, Europa 1900-1914) увидел взаимосвязь между событиями, происходившими в начале двадцатого века и современными. Мы сейчас вновь переживаем нечто похожее – период стремительных изменений в обществе, с которыми мы не знаем, как справиться. Постоянное напряжение, ощущение опасности отовсюду, насилие, которое проявляется неожиданно.
Поэтому Nicht Schlafen стал для меня способом сделать послание зрителям. Чтобы люди настоящего не заснули. Чтобы они были готовы, бодрствовали, осознавали, что происходит в мире. Мир меняется, и очень быстро.
– Почему в вашем спектакле только одна женщина?
– В книге Филиппа Блома я прочитал, что в период времени с 1900 до 1914 года многие глобальные изменения обусловило участие женщин в экономической системе. Они начали работать, в том числе и на фабриках, заводах, появились первые движения суфражисток.
Изменение положения женщины в обществе вызвало большое напряжение между мужчинами и женщинами. Мужчины стали сомневаться в своей идентичности, маскулинности. Нечто подобное происходит и сейчас. Я вижу большое напряжение в отношениях между женщинами и мужчинами, много вопросов, маркеров изменений: посмотрите на появившееся недавно движение MeToo, например.
В начале работы над своей постановкой я хотел работать только с мужчинами. Хотел поставить перед ними вопрос: каково это – ощущать себя мужчиной в наше время?
Но одна из танцовщиц, с которой я работаю уже очень давно, Беранжер Бодан, очень просила меня о возможности ее участия в постановке. Мы долго дискутировали: я твердил ей, что это только для мужчин, она предлагала одеться как мужчина… Наконец, я подумал: «Может, попробовать ввести ее в спектакль и посмотреть, что получится?» Я задумал показать историю о том, как женщина входит в мир мужчин.
Когда мы начали репетировать, поняли, что идея глупая. Она все слишком упрощает. Но в то же время мы почувствовали, что во все, что происходило на сцене, ее присутствие добавляло определенную краску. Что без женщины в этой сцене все будет иначе. В спектакле заняты два африканских танцора, еврейский танцор, арабский танцор… Все они привносят свою краску в спектакль благодаря своей индивидуальности, а вовсе не из-за определенной сюжетной линии, которую они представляют.
Ален Платель, Nicht Schlafen. Фото – Антон Завьялов
У Беранжер нет какой-то особенной роли. Она – женщина, и этим она расцвечивает спектакль. Ее способ существования в этом спектакле описывали многие критики, как красивый пример возможности для мужчины и женщины быть рядом без навязывания определенного ярлыка, определенной модели поведения.
Она ведь не представляет какой-либо образ: мадонны, шлюхи, матери, какой угодно еще. Она просто очень сильная личность, женщина, и она посреди группы мужчин. Именно в этом смысле ее присутствие в спектакле очень важно для меня.
– Вы можете рассказать, что символизируют три лошадиные туши на сцене, если это не секрет, конечно?
– Нет, совсем не секрет. Я большой фанат творчества Берлинде де Брёйкере, которая создала эту инсталляцию, познакомился с ней примерно 10 лет назад.
Я всегда слежу с интересом за ее работами, а она приходит на мои репетиции. Мы очень хотели поработать вместе и знали, что однажды это случится. И решили, что нашей совместной работой станет Nicht Schlafen.
Когда-то она рассматривала картины и фотографии первой мировой войны и была очень впечатлена зрелищем огромного количества погибших лошадей. Она уже использовала этот образ в некоторых предыдущих своих работах, а я попросил ее поработать с этой идеей для Nicht Schlafen. Поэтому она сделала реплику из мертвых лошадей.
Размышляя о Малере, о времени его жизни, о периоде истории 1900-1914, я подумал, что это будет сильной метафорой.
– Как возникло ваше сотрудничество с Дягилевским фестивалем? Что вы думаете об идеологии фестиваля, его харизме? Как вы себя ощущаете здесь?
Ален Платель. Фото – Андрей Чунтомов
– Я много путешествую со своими спектаклями, и бывают места, которые забыть невозможно. Пермь – одно из них. В 2012 году мы ставили наш перформанс C(h)oeurs, продюсером этого спектакля был Жерар Мортье. Он знал Теодора Курентзиса, много о нем говорил, и однажды сказал мне: «Этот парень – гений, посмотри на него внимательнее». Жерар организовал наш первый приезд в Пермь в 2014 году как раз со спектаклем C(h)oeurs.
Мы не были знакомы с Теодором тогда, но он предварительно посмотрел C(h)oeurs. Ему очень понравилось, и он предложил: «Если вы привезете спектакль в Пермь, я могу участвовать в нем вместе с оркестром musicAeterna».
В 2014 году мы чувствовали себя здесь потрясающе. Мы приехали из Гента, за 6000 километров от дома, были необыкновенно поражены окружением, таким непривычным для нас. Здесь происходят сильные события в мире искусства, и Теодор – важный источник вдохновения для Перми.
Нас переполняли радостные впечатления от знакомства с Теодором, и когда он пригласил нас приехать вновь и привезти Nicht Schlafen, мы были очень счастливы. Я не стараюсь польстить, я говорю искренне сейчас. Вот вы спрашивали – может ли искусство изменить что-то? Я хочу сказать, что какое-то место может нас изменить. И Пермь – одно из них.
Беседовала Наталья Шкуратова